Нескромность

Участие и вмешательство

Это совсем не одно и то же. Участие в эмоциональной жизни ребенка явление положительное и равнозначно сочувствию. Вмешательство, напротив, почти всегда нескромность, оно бесполезно, а порой и вредно. Кроме редких, исключительно угрожающих случаев, когда мы можем и должны обсудить с детьми сложившиеся взаимоотношения, не стоит проявлять антипатии к некоторым друзьям и подружкам, возмущаться их вызывающим поведением и слепым подражанием наших детей. Нужно приучиться спокойно смотреть на флирт с легкомысленными на вид приятельницами и придерживать воображение, рисующее картины мрачного будущего: споры, развод и подброшенный нам внук. Помимо того что скромность не позволяет вмешиваться в эти деликатные дела, мы отлично знаем наша холодность с друзьями детей вызовет только семейные споры, горькие конфликты. Сын лоялен по отношению к другу и переживает, заметив, что тот нам не понравился; с другой стороны, он болеет за нас, уважая нас, но считая, что в этом случае мы проявили отсталость и ограниченность.

Известно, что в подростковом возрасте друзья могут иметь влияние большее, чем мы. Некоторые привязанности решают для юношей все, любое житейское открытие они обсуждают с друзьями, а не с нами, мы это замечаем, если действительно знаем собственного сына, и нам это горько. Но надо помнить, что "одержимость" друзьями и подружками часто недолговечна, их отношения претерпевают изменения, становятся более уравновешенными, или, как мы снисходительно говорим, "менее экзальтированными". Если мы нарушим права детей, это вызовет раздражение и недоумение с их стороны отношения в семье осложнятся. Дети должны приобретать свой опыт: индивидуальность формируется не только в дружбе, но и в разочарованиях, которые она может принести.

Когда и как необходимо вмешаться

В момент разочарования, весьма вероятно, подросток будет избегать разговоров на эту тему, и тогда необходимо создать вокруг него атмосферу понимания и дружелюбия, помочь ему повзрослеть и преодолеть растерянность. В некоторых случаях требуется наше вмешательство, и мы всегда должны быть готовы к этому. Например, сын с горечью рассказывает о ссоре или делится открытием: закадычный друг оказался лгуном и ничтожеством. Случается, речь идет о пустяках: "Не знаю, какая его (ее) муха укусила, взъелся на меня, уверяет, будто узнал, что я плохо говорил о нем (ней) в тот раз, когда..." Иногда возникают серьезные проблемы: "Знаешь эту манеру Ренцо непременно сыпать остротами, сегодня весь день он поднимал меня на смех, лишь бы блеснуть остроумием перед другими", или: "Он же знал, что я стоял в очереди за этой книгой в библиотеке, и взял ее потихоньку у меня из-под носа..." Такого рода признания в первый момент переполняют нас ликованием: наконец-то этот ненавистный подросток, укравший у нас привязанность сына, разоблачил себя, и мы, проницательные родители, каковыми хотим казаться, недальновидно комментируем: "Видишь, я оказалась права!", или подливаем масла в огонь: "Неужели? Какой бестактный!", "Не удивительно при такой ехидной физиономии!", "Стоит посмотреть на его улыбку... Впечатление, что он всех готов осмеять. Мне он никогда не нравился..." И вот мы допустили две ошибки: первое проявили неуважение к сыну, продемонстрировав, что не считаем его способным самостоятельно, без поддержки папы с мамой, выбрать себе друга, и второе - нашими комментариями дискредитировали приятеля. Сыну хотелось услышать аргументы в его защиту, а вместо этого он нашел подтверждение собственным жестоким опасениям: дружбе и вправду конец, ее больше не спасти. Правда, нередко разговор кончается фразой: "Брось, мама, не преувеличивай!" Сын в споре с нами осознал, что именно у них с приятелем не ладится, но от этого наши промахи не стали менее значительными.

А было бы так просто, воспользовавшись нашим полезным в данном случае жизненным опытом, помочь сыну пересмотреть событие, понять, что не произошло ничего непоправимого, объяснить, в чем суть дружбы, навести на мысль о неизбежности смены настроений, напомнить существенные достоинства друга, убедить, что этот случай второстепенен. И тогда мы сделаем как раз то, чего ждал наш сын, поможем ему сохранить дружбу. Ибо причина его смятения и горечи кроется вовсе не в пустяковой ссоре, а в боязни потерять друга.

Доверие и откровенность

Родители, которые как следует не разбираются, когда необходимо вмешаться и до какого предела можно соучаствовать в эмоциональной жизни детей, способны допустить серьезную бестактность. Мне могут возразить, что не важно, тактичны или бестактны родители с детьми, что долг родителей и их право - знать о детях все. Но прежде всего мы должны помнить разницу между доверием и откровенностью. Ребенок может быть убежден, что родители его лучшие друзья, и тем не менее мало что им рассказывать. Он не любит распространяться о своих делах ни дома, ни в других местах, может быть, это вообще черта характера, свойственная всем членам семьи, людям замкнутым, привыкшим самостоятельно решать свои проблемы, не жалуясь или, как принято говорить, "не изливаясь". Сын перестает делиться с родителями, он поглощен привязанностью к другу: либо тот заметно на него влияет, пользуется у него авторитетом, либо с ним легче разговаривать. В таких случаях часто начинают злоупотреблять родительскими правами и раздувать трагедию из каждого секрета, который дети нам не доверили. В смятении мы не отличаем доверия от откровенности, нам кажется, что если подростки подолгу секретничают, значит, непоправимо пошатнулось доверие к нам. Здесь-то и надо пересмотреть наши прежние и настоящие позиции: если дети никогда не питали к нам доверия, мы не сумели его завоевать, то наверняка потерпим поражение сейчас, когда у подростков наступило время завязывать серьезные знакомства. Бесполезно пытаться заново перестраивать отношения на основе взаимопонимания, которое они уже нашли в другом месте. Если же мы всегда были друзьями своих детей и все осталось по-прежнему, нам будет понятна их потребность пооткровенничать с другом. Подростки не могут непринужденно разделять с нами процесс самопознания им известно, что мы их слишком хорошо знаем или пребываем в таком заблуждении, и, значит, общение с нами не сулит радостных взаимных открытий. Обычно мы идентифицируем наше право на откровенность детей с необходимостью знать о них все, с ответственностью за них: ведь им может понадобиться наша помощь, а как помочь, если не знаешь, в чем беда. Пустые слова! Если мы всегда шли с ними рука об руку, то и сейчас будем в состоянии понять, что за трудности они переживают и по каким причинам, такое понимание уже само по себе поддержка. Подросток, уверенный в нашей деликатности, не будет перед нами притворяться безмятежным, когда огорчен, и мы, не зная имен и фактов, все равно поможем ему своим уверенным, дружеским присутствием. Конечно, мы для него чрезмерно житейски трезвы, зато подросток не чувствует себя одиноким и может рассчитывать на нашу помощь, если обстоятельства вынудят его обратиться к нам. В моменты безнадежного отчаяния, когда наши дети беззащитны перед страданием, спокойная домашняя обстановка, благородные взаимоотношения родителей особенно помогут им обрести уверенность, понять, что нет ничего непоправимого, послужат почвой, на которой можно возродить пошатнувшуюся было жизнь. Я не преувеличиваю, нельзя недооценивать глубину страданий подростков, таких же интенсивных, как способность радоваться и любить с полной самоотдачей. Они не признают половинчатости и свои горести умеют выстрадать до конца.

Откровенность, потребность рассказать нам подробно, "как это было", свойственна ребенку, пока он мал и ему необходимо поделиться своим беспокойством с тем, кто поможет правильно осмыслить события. Но нельзя претендовать на откровенность подростка, который предпочитает размышлять самостоятельно и, вероятно, в одиночку мучается своими проблемами как из стыдливости, так и из возрастной самоуверенности, убежденности в том, что он может разобраться во всем сам, без помощи взрослых.

Скрытность и застенчивость

Подростки предпочитают держать некоторые события в секрете от нас слишком трудно говорить о них в семье. Стоит рассказать о некоторых вещах, и они теряют свое очарование, воспринимаются в ином свете, утрачивают привлекательность и поэтичность. Именно искренность, с которой дети привыкли делиться с нами, становится причиной умалчивания некоторых переживаний. Ведь они привыкли говорить нам правду, а она будет звучать примерно так: "Я влюбился в Джинну", или: "Мама, пойдем в кино! Я без ума от этого актера!" Такая формулировка испортила бы все. На эти темы говорят только с друзьями или пишут в дневнике со всеми соответствующими случаю поэтическими атрибутами, скажем: "Какое счастье смотреть в открытое окно на дождь!" фраза, которая вряд ли имела бы успех у родителей. Или задают трепетные вопросы: "Он словно не заметил меня, когда мы входили в школу, действительно ли он меня не видел?", либо: "Неужели почта затеряла письмо? Я больше ничего не получала..." Они совершенно справедливо опасаются, что, поделившись с нами, получат трезвый ответ: "Почта работает отлично. Видимо, он не написал тебе". Порой мы бываем жестоки, то невольно, по рассеянности, то намеренно, полагая, что полезно вылить ушат холодной воды на слишком пламенные страсти.

Ребята, хотя и доверяют нам, и уверены в нашем понимании, боятся здравого смысла (которого у нас, может, вовсе и нет) и советов, продиктованных жизненным опытом: "Знаешь, дорогой, это пройдет. У меня в шестнадцать лет было то же... Первая любовь всегда так кончается. И слава богу! А то бы все переженились до восемнадцати лет, представляешь, какая была бы беда!" Но подростки не хотят слышать, что муки неудачной любви пройдут и сменятся забвением, безразличием, они не хотят, чтобы это прошло, они еще умеют ценить щедрость страдания, знают, что насыщенность мыслей и чувств негоже пускать по ветру, нужно выстрадать все до капли, не прибегая к нашему мудрому "пройдет". С другом-сверстником, хотя он наверняка понимает их хуже нас, они могут говорить на языке, который им кажется подобающим случаю, и пересказывать друг другу наряду с реальными фактами вымышленные, пренебрегая весьма хрупкой гранью между действительностью и вымыслом. Друг без удивления выслушает, какое счастье, стоя у открытого окна, смотреть часами на дождь и мечтать, он и сам это делает. И тот, с кем откровенничают, порой даже не близкий друг, а просто сверстник, расположенный выслушать вашего сына в момент, когда ему необходимо поразмыслить вслух. Со взрослыми такое тоже случается. Кто из нас не был свидетелем, как человек, скажем, в поезде рассказывает о своей жизни случайному попутчику и доверяет ему поразительно сокровенные, интимные вещи, изложенные несколько в романтическом духе? Ведь попутчик скоро навсегда уйдет из его жизни, и разговор с ним ни к чему не обязывает. Вот именно - не обязывает! Наши дети на определенные темы предпочитают говорить раскованно, а с нами они должны точно придерживаться событий, что нарушает удовольствие от доверительной беседы.